Бизнес устал от кризиса, а еще больше — от пессимистических настроений, поэтому за рубежом и в России все чаще раздаются бодрые призывы не унывать. Дескать, дно кризиса пройдено, и теперь у нас остается только один путь — наверх. О том, как отечественная отрасль телекоммуникаций пережила кризис, какие уроки из него извлекла и какие задачи ставит перед собой отраслевой регулятор на ближайшую и отдаленную перспективу, рассказал в интервью нашему журналу заместитель министра связи и массовых коммуникаций Наум Мардер.

Наум Семенович, считаете ли Вы, что период кризиса в отечественной телекоммуникационной отрасли уже завершился?

Сложный вопрос. Инфокоммуникации — это надстройка над экономикой государства, хотя она и очень существенно влияет на экономический базис. Отвечая на вопрос, закончился ли кризис в телеком-секторе, нужно смотреть на положение дел во всей российской экономике, которая, на мой взгляд, пока еще не вышла из кризиса.

У нашей отрасли действительно остаются хорошие показатели экономического развития, по-прежнему растет доходная база операторов. Но при этом существенно снизились темпы развития, которые могли бы оказаться выше, не будь мирового кризиса. И самое главное — у многих компаний сократились инвестиционные программы, что скажется на темпах развития отрасли не сейчас, а через два-три года.

Так ли страшен оказался кризис для телекома, как поначалу прогнозировали рыночные аналитики?

Тоже нельзя сказать однозначно. Ясно одно: в любом кризисе есть минусы и плюсы. Многие компании по-новому взглянули на свою деятельность, проанализировали, верны ли их подходы к ведению бизнеса, организационная структура, внутренние процедуры. Ситуация заставила их задействовать скрытые внутренние ресурсы, оптимизировать структуру, избавиться от балласта и реструктурировать обязательства. Кризис — это как переломный момент в болезни, начало излечения. А наши телекоммуникации, надо сказать, нуждались в таком переломном моменте, и он совпал с приходом в министерство новой команды во главе с Игорем Щеголевым. Благодаря кризису мы обрели новую точку отсчета и новый вектор развития.

Какие уроки, по Вашему мнению, должны извлечь из сложившейся ситуации участники рынка и отраслевой регулятор?

Первый урок — общеэкономический. Жить нужно по средствам, кредиты брать, оценивая свои возможности, чтобы потом суметь их отдать. Второй урок — для компаний: постоянно следить за своей структурой, оптимизировать расходы, причем так, чтобы это не шло в ущерб качеству. Третье — необходимо следить за разумным балансом инвестиций — куда и во что вкладывать деньги. Не получится ли, что в погоне за передовыми технологиями мы не окупим того, что построили раньше?

Многие компании стали по-другому строить свою политику в сфере прогнозирования рынка и маркетинга. Когда клиент готов платить за все подряд — это одна рыночная ситуация, а когда он начинает тщательно выбирать из предлагаемого набора услуг — совсем другая. Особенно ярко это видно по продажам абонентского оборудования. Раньше в розничных сетях превалировали дорогие модели телефонов, а сейчас там больше всего моделей эконом-класса.

Самый важный урок для регулятора состоит в том, что законы, нормы и правила должны адекватно отражать требования времени. Рынок не будет ждать, пока мы приведем законы в соответствие с новыми экономическими реалиями. Когда участники рынка жили богато, многие взаимоотношения и взаиморасчеты между ними строились по одним принципам. Теперь же, когда компании считают деньги, возникли проблемы, к которым регулятор оказался не готов. Поэтому все отраслевые нормативные акты должны быть максимально гибкими и рассчитанными на оптимальный режим использования.

Еще один урок связан с техническим регулированием. С одной стороны, казалось бы, нужно поддержать принцип технологической нейтральности, т. е. предоставить оператору возможность выбирать оборудование, которое удобнее и дешевле для него, а с другой, нельзя превращать сеть в «лоскутное одеяло». Иначе будет, как у Райкина: «Кто шил костюм? Вроде бы и пуговицы хорошо пришиты, и рукава на месте, а костюмчик не сидит».

А какие изменения в законодательном регулировании отрасли (в той его части, которая находится в ведении Минкомсвязи) Вы считаете самыми важными?

Мы ведем работу по двум направлениям, тактическому и стратегическому. Совместно с АДЭ созданы две рабочие группы по стратегическим изменениям.

В мире телекома сегодня действует иная парадигма, в которой нынешние законы не всегда работают. Перед нами встала задача создания принципиально новых законов, а этот процесс — очень сложный в силу ряда причин. Слишком многое надо предвидеть и предусмотреть. Если раньше мы могли ориентироваться на опыт Запада, то сегодня, когда Россия по технологическому развитию стремится быть на одном уровне с Европой, возникают новые трудности. Надо создать такое законодательство, которое будет увязано с нашим гражданским, земельным и строительным кодексами, и к решению этой задачи мы только начинаем искать подходы.

Необходимость текущих изменений вызвана тем, что на рынке появляются технологии, которые уже реально работают, но не вписываются в действующее законодательство. И здесь проводится тонкая настройка; мы пытаемся с помощью локальных нормативно-правовых изменений вписаться в новые реалии жизни. Задача регулятора — держать руку на пульсе и пытаться оперативно реагировать на изменения. И мне кажется, здесь нам еще не все удается. Остается слишком долгой процедура выработки документа, ведь приходится сводить воедино множество разнонаправленных взглядов и сглаживать конфликты интересов.

Наше министерство заинтересовано в достижении и других государственных целей. Мы хотим, чтобы используемое в сетях связи оборудование было российского производства — для поддержки отечественного производителя и других групп граждан. А конечному потребителю все равно, какое оборудование установлено, лишь бы предоставлялись услуги.

Еще есть задачи, имеющие политическое значение. Мы не можем допустить, чтобы тарифы на связь в Якутии или на Дальнем Востоке стали неподъемными для пользователя, а между тем разница в тарифах объективно обусловлена большими расстояниями и неравномерной плотностью населения. Тут нужен какой-то механизм перекрестного субсидирования внутри компаний или между компаниями, а эта практика не совсем отвечает другим законам экономики. Какая может быть добросовестная конкуренция, если один оператор работает на европейской территории страны, а другой — на Дальнем Востоке? А мы, невзирая на разницу в условиях работы, хотим, чтобы тарифы для потребителей были одинаковыми.

И все-таки удается ли каким-то образом сокращать цифровой разрыв между российскими регионами?

Безусловно, регионы выравниваются, и причин тому несколько. Прежде всего, это технологическая причина. Появился даже феномен «смерти расстояния». Представьте себе магистральную линию между Москвой и Хабаровском. Когда она заключала в себе только 60 каналов связи, стоимость одного канала была очень велика. Но если в тот же кабель уложить сотни тысяч каналов, то затраты в пересчете на один канал стремятся к нулю.

Второй механизм выравнивания — оказание универсальной услуги, прописанной в законе «О связи». За счет фонда универсальной услуги, в который делают отчисления все операторы, оплачиваются услуги таксофонной связи и коллективного доступа к Интернету по всей стране.

Насколько я знаю, Минкомсвязи против того, чтобы расширять перечень универсальных услуг для населения, например путем включения в него услуги широкополосного доступа.

Нет, мы — за расширение, но надо понять, как это правильно сделать. С одной стороны, чем больше государство предоставит универсальных услуг, тем лучше для населения. С другой, такие услуги нужно за счет чего-то финансировать. Повышение ставки отчислений в фонд приведет к росту тарифов на ШПД для основной массы населения. А какова реальная потребность в широкополосном доступе в труднодоступных районах? Может быть, имеются другие, более точечные решения? Государство уже решает эту проблему через школьный Интернет — возможно, стоит организовать доступ еще и в других общедоступных местах. Даже такая богатая страна, как США, не может позволить себе сделать ШПД доступным персонально для каждого жителя.

Возвращаясь к вопросу о кризисе, скажу: надо ставить перед собой и перед обществом выполнимые задачи. Ведь наше государство не ставит задачу купить всем по «Мерседесу», а ШПД, по сути, — информационный «Мерседес».

Что даст потребителям очевидное усиление позиций государства на телекоммуникационном рынке? Не повредит ли эта тенденция сложившейся почти эталонной модели конкуренции операторов связи?

Ваш вопрос, по сути, сводится к перманентной дискуссии о том, может ли рынок полностью саморегулироваться и как государство должно влиять на этот процесс. На мой взгляд, в нашей стране с ее лоббистскими, коррупционными и другими особенностями необходимо иметь национального оператора хотя бы на определенный период. На него нужно возложить множество государственных и социальных задач, которые коммерческие операторы не хотят решать сами.

Известно, что рынок идет туда, где есть платежеспособный спрос. Конкуренция между операторами наблюдается в крупных городах, но ее совсем нет на селе, где вести бизнес пока невыгодно. Тем не менее государство обязано обеспечить услугами связи всех жителей страны, и желательно — услугами достойного качества. Никто из операторов добровольно не стремится оказывать универсальную услугу, и по законодательству ее предоставление вменяется операторам, занимающим существенное положение на рынке. Поэтому один из главных механизмов влияния государства на рынок заключается в оптимальном сочетании свободной конкуренции и специальных условий для компаний, выполняющих социальные функции.

Если бы Россия была более богатым государством, возможно, нашлись бы другие механизмы. Но сегодня Правительство выбрало вариант поддержки одного из операторов (подчеркиваю — прозрачной поддержки) и создания ему определенных условий под определенные задачи. Если появятся другие желающие, то государство им тоже предоставит аналогичные условия, но таковых сейчас не видно ни в электросвязи, ни в сфере.

Добросовестная конкуренция должна касаться всех. А если это не так, государство находит другие способы решения той или иной проблемы. Формирование «национального лидера» на базе активов «Ростелекома» — решение проблемы в области связи. Как сейчас уже видно, мы выбрали правильный путь. Он дал возможность поднять капитализацию компании, а значит, обеспечил приток инвестиций, то есть дешевых дополнительных денег от внешних инвесторов.

Мы видим, что выбранный подход позволил государству более активно влиять на инвестиционные программы в отрасли. А как может государство влиять на инвестиционные программы частных компаний? Либо заказывать им проекты (причем, как правило, по завышенным расценкам), либо влиять на корпоративные решения с помощью участия в советах директоров или общих собраниях акционеров. Отмечу: такие процессы идут не только в сфере связи. Государство внимательно следит за инвестиционными программами всех крупнейших компаний, всячески стимулируя их вкладывать средства в инновационные технологии и модернизацию производства.

Полностью интервью можно прочитать на сайте: www.osp.ru/nets