В начале экономического кризиса аналитики единодушно прогнозировали рост числа коротких, но эффективных ИТ-проектов. Спустя год судьбу подобных экспресс-проектов комментирует Роберт Фариш, региональный директор аналитической компании IDC в России и страна
В начале экономического кризиса аналитики единодушно прогнозировали рост числа коротких, но эффективных ИТ-проектов. Спустя год судьбу подобных экспресс-проектов комментирует Роберт Фариш, региональный директор аналитической компании IDC в России и странах СНГ.
Какие проекты за этот кризисный год оказались наиболее востребованными?
Они очень важны для ИТ-рынка, потому что без этих проектов положение многих компаний-интеграторов стало бы крайне затруднительным. Кроме того, эти проекты, как правило, нацелены на ограниченное количество бизнес-процессов. Насколько они были эффективны – пока, наверное, еще рано говорить.
Эффективность и длительность проектов часто зависят от уровня затрат и амбиций. Уровень амбиций после кризиса заметно упал, а проекты стали нацеливать на достаточно узкие, конкретные области. Я не вижу здесь противоречия. Если говорить о многолетнем проекте в области системной интеграции, то его эффективность могла бы быть и выше. Но такого непросто добиться при реализации сложного, длительного проекта. Если же внедрение достаточно простое (например, в области бизнес-аналитики), то удается получить достаточно «узкий», но важный результат.
До кризиса у многих компаний существовала сложившаяся ИТ-инфраструктура, на которую сейчас ложатся подобные экспресс-проекты. Не получится ли, что увлечение ими приведет к искажению ИТ-инфраструктуры?
Думаю, нет. Обычно цель проекта — как раз оптимизация ИТ-инфраструктуры. Кризис – это время, когда сложные вопросы, связанные с политикой или перестройкой компании, не решаются. После завершения кризиса можно будет вернуться этим задачам, так как многие сотрудники начнут ценить свое рабочее место больше, чем до кризиса.
Кроме того, после кризиса изменится баланс инициатив в проектной деятельности. Если раньше ИТ-службы имели определенный вес и могли позволить себе определенную самостоятельность, то после кризиса все больше рычагов контроля и исполнения сконцентрируется в руках руководства. Те инициативы, которые исходят от него, как правило, всегда приоритетны. Его влияние на ИТ-затраты станет гораздо большим, чем до кризиса.
Не получится ли, что в условиях послекризисного роста неразвивавшаяся ИТ-инфраструктура не позволит обеспечить бизнесу ожидаемый рост?
В настоящий момент можно оптимизировать то, что есть внутри компании, и строить стратегии развития в расчете на будущий рост. Кто к этому готов, а кто — нет, мы будем знать, когда экономика начнет выходить из кризиса. Надо признать, что в нашей стране вклад ИТ в экономику довольно незначительный по сравнению с Центральной Европой или даже Китаем. Если, например, сравнить рынок программного обеспечения и аппаратных средств России и Финляндии, то разница не так заметна, а вот в ИТ-услугах явное преимущество будет за Финляндией.
Считаю, что ситуацию, которую принято называть кризисной, нужно признать нормальной и учиться жить и работать в этих условиях. Наверное, для оздоровления экономики России было бы полезно иметь долгий период кризиса, так как только в этот период можно осуществлять какие-то структурные преобразования. Вероятно, после кризиса рынок изменится, и некоторые технологии станут более важными.
Ключевой вопрос - роль государства в экономике и в ИТ. Если, условно говоря, 40% рынка контролирует государство, то это может работать против всех рыночных тенденций и привести к консервации текущей ситуации. Но ситуация меняется. Те чиновники, с которыми я встречался лет пять назад, имели меньшее представление о важности ИТ, чем те, с которыми мне приходилось беседовать за последний год. Прогресс очевиден. Пусть все происходит не так быстро, как хотелось бы, но это нормально – менталитет не может измениться в одночасье.