Hасколько в наше время вычислительные мощности лабораторий определяют успехи ученых?
 |
| Николай Зефиров: «Радует, что отношение молодежи к науке стало меняться. Конкурс на химфак университета снова начинает расти» |
Насколько сильно российская химическая наука отстает от западной в плане оснащения вычислительной техникой?
Отстает, и очень сильно. Практически все программы, которые сейчас используются, приходят с Запада, и чем дальше, тем больше. Они стоят сумасшедшие деньги. Мы используем какую-то странную смесь ворованного, занятого, подаренного, реже — купленного ПО. Все это производит крайне тяжелое впечатление. Что касается любого оборудования, то и здесь мы отстаем по всем статьям. Как всегда в фундаментальной науке, возникает вопрос: прежде чем считать, что считать?
Допустим, есть хорошая идея. Ее можно обсчитать варварскими методами. Все равно всем очевидно, что идея стоящая. Потом кто-то сможет пересчитать, уточнить. Трудно сделать хорошую инструментальную работу. Удается выполнить лишь необходимый минимум. Затем посылаешь статью в журнал, там говорят: «Мы верим, что идея интересная, но хорошо бы еще обсчитать то-то и то-то». Ну конечно хорошо, кто спорит? Хотя по сути у них претензий нет.
Ведь были времена, когда за счет фундаментального образования и мозгов мы как-то соответствовали мировому уровню. Возможно ли это теперь?
Именно за счет этого еще кое-как держимся. Что-то делается в химической экспериментальной науке — пока реактивов хватает. Эфир, бензол — раньше ими руки мыть можно было, а сейчас цены на них просто чудовищные.
Ну а «нормальная» химия, та, что с реактивами, на каком уровне?
Она развивается за счет хороших идей. Если новая идея появилась, ее иногда все-таки можно реализовать. Ну, нет компьютера, в конце концов, можно из каменного угля что-то синтезировать, только это будет долго. Поэтому иногда хорошие идеи все-таки реализуются. На вас ссылаются, вы — персонально — приобретаете известность, но все уже пошли дальше, сказав вам спасибо. А иной раз — не сказав. Кто способен продавать свой труд, тот устраивается. Но это приводит к некоему вымыванию фундаментальных исследований. Поделки сегодняшнего дня нужны и важны, спору нет. Но если бы у меня были сейчас деньги, я бы купил не программу визуализации, а базовую программу по квантовой механике или пакет наподобие Sybyl, которые позволяют выполнять основные вычисления и молекулярное моделирование.
Фундаментальные исследования ведутся с использованием программ типа Sybyl или тех, что пишутся своими программистами для каждого конкретного случая?
Благодаря своим программам и держимся. Конечно, мы ориентируемся на ПК; стараемся доставать программы для персонального компьютера, а если они не идут — придумываем собственные.
И все-таки в базовой органической химии основное — эксперимент. Чем всегда был хорош университет? Народ от нас выходил «рукастый». Мы учили лучше, чем американцы. Наши выпускники, умеющие работать руками, в Америке нарасхват. Химия — работа грязная и небезопасная, можно облиться, взорваться или сгореть. Поэтому в Америке в университетах на такую работу идут больше китайцы, японцы, русские, поляки. Наши выглядят очень хорошо и устраиваются превосходно. Сейчас моя задача как заведующего кафедрой — удержать этот уровень. Как только мы перейдем только на компьютеры и на мел — всей химии конец. Я сам одним из первых начинал в 1975 году внедрять в стране математическую химию, но если мы перейдем только на вычисления — это будет другая крайность.
Основные пакеты молекулярного моделирования написаны, насколько я знаю, для платформы SGI?
Лучшие — да. Но есть масса программ более низкого уровня для персональных компьютеров. Большие белковые молекулы, серьезные вычисления — это, конечно, профессиональные рабочие станции. Все вычислительные мощности разбросаны по разным учреждениям: как всегда — феодальная раздробленность. Идея вычислительных центров по сути правильна, но ее реализация... Начальники еще что-то знают, но подчиненные, которым приходится делать основную работу, понятия не имеют, где что арендовать. Возьмите, скажем, приборы ядерного магнитного резонанса. В любом западном университете их до десятка. Дорогие приборы — по полмиллиона, по миллиону. У нас на химфаке их три. Они невероятно загружены. У них там встал в очередь, подошел, измерил. У нас и близко не подпустят: страшно, не дай бог сломает. Поэтому многие работы выполняются вприглядку.
Денег не хватает ни на что. Хотя на самые серьезные программы лицензии у нас все-таки есть, на программы для SGI, например.
Вы участвуете в каких-нибудь международных проектах?
Конечно. Все, что нам остается, — жить за счет собственных идей. Фактически мы существуем на американские деньги. От нашей страны мы получаем только одно — зарплату, на которую жить нельзя. Все административное управление сводится к дележу этих крох. В конце концов, у многих нет и этого. По счастью, у нашей лаборатории всегда были хорошие связи и нам, может быть проще, чем остальным. Из лаборатории человек 25 работает в Америке, человек пять — в Германии. Некоторые помогают: иногда какую-то информацию подкинут, иногда какой-нибудь реактив, книжку...
Конечно, есть гранты, например, от РФФИ. Это тоже подспорье, как-то существовать можно. Но хуже всего, что нет потребителя — непонятно, для кого мы работаем.
Вы имеете в виду российского потребителя, или западного тоже?
Западный потребитель есть. В частности, мы работаем по заказам фармацевтических фирм. Вот недавно приезжали специалисты. В принципе договорились. Мы должны им представить детальные сметы, это сложная бюрократическая процедура. Если все пойдет нормально, будет масса работы.
Радует, что отношение молодежи к науке стало меняться. Конкурс на химфак университета снова начинает расти. Есть определенный процент людей, которые все равно ничем не могут заниматься, кроме науки. Они и поступают, наверное. Понемногу возвращаются некоторые из тех, кто ушел в коммерцию. Хотя, конечно, мы потеряли много способных ребят.
Что удалось сделать за последнее время тем, кто остался?
Химия — и органическая, и общая — в основном наука экспериментальная. Системы настолько сложны, что точно предсказывать их свойства очень трудно. Главное — понять, как структура связана со свойством. У нас здесь есть определенные достижения. Например, мы открыли эффективное средство от болезни Альцгеймера. Его удалось найти по структурному родству. Мы перебрали все, что у нас раньше было сделано, и оказалось, что одно вещество, которое использовалось как антигистаминный препарат, должно обладать заданными свойствами. Поскольку это лекарство уже было разрешено, мы проверили его в клинике, и оказалось, что оно действительно работает.